Назавтра Чармейн проснулась рано, потому что Потеряшка уткнулась ей в ухо холодным носом, предполагая, очевидно, будто и сегодня они, как обычно, отправятся в Королевскую резиденцию.

— Нет, мне туда не надо, — хмуро сказала Чармейн. — Сегодня королю надо заниматься принцем Людовиком. Потеряшка, уйди, а то как бы я не превратилась в какую-нибудь Изоллу и не отравила тебя! Или в Матильду — и не наслала на тебя злые чары! Уйди, пожалуйста!

Потеряшка печально засеменила прочь, но Чармейн уже не могла заснуть. Скоро она встала, пытаясь разогнать хмурое настроение тем, что обещала себе провести день в сладком безделье за чтением «Путешествия мага».

Питер тоже встал рано, и у него были другие соображения.

— Сегодня мы с тобой выстираем белье, хотя бы часть, — сообщил он. — Ты заметила, что в кухне уже десять мешков и еще десять в спальне чародея Норланда? Думаю, в кладовой их тоже уже десяток.

Чармейн исподлобья посмотрела на мешки с бельем. В кухне от них стало не протолкнуться — она была вынуждена это признать.

— Давай не будем, — предложила она. — Наверняка стиркой занимаются кобольды.

— Ничего подобного, — возразил Питер. — Мама говорит, что, если копить грязное белье, оно размножается.

— К нам ходит прачка. Я стирать не умею, — предупредила Чармейн.

— Я тебя научу, — сказал Питер. — Хватит уже прятаться за собственным невежеством.

Чармейн сама не понимала, как это Питеру всегда удается приставить ее к работе, но вскоре она уже вовсю качала воду из водокачки во дворе — наполняла ведра, а Питер таскал их в сарайчик-прачечную и там выливал в медный котел. Примерно после десятой ходки Питер вернулся и сказал:

— Теперь надо разжечь под котлом огонь, но я не могу найти никакого топлива. Как ты думаешь, где он его держит?

Чармейн натруженной рукой откинула со лба потные волосы.

— Наверное, там все устроено так же, как в кухонном очаге, — сказала она. — Пойду посмотрю. — И зашагала впереди Питера к сарайчику, думая про себя: если ничего не получится, можно будет не стирать. Прекрасно. — Нам нужно найти какой-нибудь один горючий предмет, — сказала она Питеру.

Питер растерянно огляделся. В сарайчике не было ничего, кроме стопки деревянных бадеек и ящика с мыльной стружкой. Чармейн пристально изучила пространство под котлом. Там было черно от старой сажи. Чармейн изучила бадейки. Слишком большие. Чармейн изучила мыльную стружку и решила, что еще одну пузырчатую бурю лучше не устраивать. Она вышла за дверь и отломила сухую ветку от чахлого дерева. Сунув ее в сажу, она похлопала по котлу и сказала: «Огонь, гори!» И еле успела отпрыгнуть — под котлом так и полыхнуло.

— Вот, — сказала Чармейн Питеру.

— Хорошо, — сказал тот. — Давай обратно к водокачке. Надо наполнить котел доверху.

— Зачем?! — простонала Чармейн.

— Затем, что у нас тридцать мешков белья, а ты как думала? — отозвался Питер. — Надо налить горячей воды в бадьи, чтобы замочить шелковое и постирать шерстяное. Потом нужна будет вода для полоскания. Это еще очень и очень много ведер!

— Немыслимо! — шепнула Чармейн Потеряшке, которая присеменила посмотреть. И со вздохом снова взялась за рычаг водокачки.

Между тем Питер принес из кухни стул и поставил его в сарайчик. Затем, к негодованию Чармейн, он поставил бадейки в ряд и принялся выливать в них полные ведра холодной воды, которую Чармейн раздобыла непосильным трудом.

— Я думала, это для котла! — возмутилась Чармейн.

Питер взобрался на стул и стал горстями сыпать в котел мыльную стружку. Из котла уже валил пар и исходило подбулькивание.

— Хватит спорить, давай качай, — велел Питер. — Скоро уже можно будет кипятить белое. Еще четыре ведра — и все, начинай закладывать в котел рубашки и все прочее.

Он слез со стула и ушел в дом. Вернулся он, таща два мешка с бельем, прислонил их к стене сарайчика и отправился за следующими. Чармейн качала воду, пыхтела, сердилась, лазила на стул, чтобы вылить еще четыре полных ведра в мыльные облака пара, вздымавшиеся над котлом. Потом, радуясь, что можно сменить занятие, она развязала тесемки на первом мешке. Внутри были носки, длинный красный чародейский плащ, две пары брюк, а под ними — рубашки и кальсоны, и от всего этого попахивало плесенью из-за потопа в ванной, который устроил Питер. Как ни странно, когда Чармейн развязала следующий мешок, в нем оказалось все то же самое — то есть буквально то же самое, что и в первом.

— У чародеев и грязное белье особенное, — рассудила Чармейн.

Она брала охапки белья, взбиралась на стул и загружала белье в котел.

— Нет, нет, нет! Стой! — закричал Питер, когда Чармейн только-только успела положить в котел содержимое второго мешка.

Питер кинулся к ней через газон, волоча на буксире еще восемь мешков, которые он связал вместе.

— Ты же сам сказал!.. — запротестовала Чармейн.

— Дурында, надо же сначала разобрать белье! — выдохнул Питер. — Кипятить можно только белое!

— Я не знала, — надулась Чармейн.

Все утро напролет она разбирала белье и раскладывала его грудами на траве, а Питер загружал белые рубашки кипятиться, и наливал мыльную воду в бадьи, чтобы замочить там плащи и носки и двадцать пар чародейских брюк.

Наконец Питер сказал: «Наверное, рубашки уже прокипятились» — и поставил на траву бадью с холодной водой для полоскания.

— Гаси огонь, а я солью горячую воду.

Чармейн понятия не имела, как гасить колдовской огонь. Для эксперимента она постучала по котлу. И обожгла руку.

— Уй! Огонь, погасни! — вскрикнула Чармейн.

Пламя послушно стихло, заискрилось и исчезло. Чармейн облизывала пальцы и смотрела, как Питер открывает кран внизу котла и выпускает в сливное отверстие в полу розовую мыльную пену. Чармейн присмотрелась к струе сквозь пар.

— Я не знала, что мыло было розовое, — заметила она.

— Не было оно розовое, — сказал Питер. — О небеса! Посмотри, что ты натворила! — Он вскочил на стул и принялся доставать из котла окутанные паром рубашки специальной деревянной рогулькой. Оказалось, что все до единой рубашки, плюхавшиеся в холодную воду, стали сочно-светло-вишневыми. После рубашек Питер извлек пятнадцать крошечных севших носочков — они были бы малы даже Моргану, — и детского размерчика пару чародейских брюк. В самом конце он выудил очень маленький вишневый плащ и укоризненно предъявил его Чармейн — плащ был мокрый и горячий.
— Вот что ты наделала, — сказал Питер. — Никогда не клади красные шерстяные вещи с белым бельем. Краска линяет. А плащ теперь и на кобольда не налезет! Ну ты и дурында!

— Откуда я знала? — с чувством воскликнула Чармейн. — Я всю жизнь жила как в теплице! Мама не подпускает меня и близко к прачечной!

— Потому что это неприлично. Понятно, — брезгливо скривился Питер. — Что, думаешь, я буду тебя жалеть? Так вот, не буду. Но к катку я тебя и близко не подпущу. Страшно подумать, что ты с ним сделаешь! Попробую наложить отбеливающие чары, пока отжимаю белье. А ты пойди принеси из кладовой бельевую веревку и тот тазик с прищепками и развесь все сушиться. Могу я рассчитывать, что ты при этом не удавишься или еще чего-нибудь не учудишь?

— Я не дурында, — надменно отвечала Чармейн.

Примерно через час, когда Чармейн с Питером, усталые и мокрые от пара, чинно ели в кухне вчерашние нераспроданные пироги, Чармейн не могла удержаться от мысли, что с бельевой веревкой она обошлась гораздо ловчее, чем Питер — с катком и отбеливающими чарами. Бельевая веревка зигзагом пересекла двор десять раз. И она держалась и не падала. Рубашки, которые теперь раскачивались на ней, прихваченные прищепками, были не белые. На одних виднелись красные потеки. По другим вились занятные розовые разводы, а третьи стали нежно-голубыми. Почти на всех плащах там и сям проступили белые полосы. Все носки и брюки превратились в молочно-белые. Чармейн решила, что с ее стороны очень деликатно не указывать Питеру на то, что эльф, пробиравшийся сквозь зигзаги белья, рассматривал его в крайнем замешательстве.

— Смотри, там же эльф! — воскликнул Питер с набитым ртом.

Чармейн проглотила последний кусок плюшки и открыла заднюю дверь, чтобы узнать, зачем эльф пожаловал.

Эльф пригнул гордую белокурую голову, чтобы не задеть притолоку, прошагал в середину кухни и поставил там на стол стеклянную шкатулку, которую принес с собой. В шкатулке были три округлые белые штуковины размером с теннисные мячики. Питер и Чармейн смотрели то на них, то на эльфа, который просто стоял рядом и ничего не говорил.

— Что это такое? — спросил наконец Питер.

Эльф поклонился — еле заметно.

— Это, — произнес он, — три лаббочьих яйца, которые мы удалили из организма чародея Норланда. Операция была крайне сложной, однако нам удалось успешно ее провести.

— Лаббочьи яйца? — воскликнули Питер и Чармейн едва ли не хором.



Чармейн почувствовала, как зеленеет, и от души пожалела, что съела ту плюшку. Веснушки на белом лице Питера стали темно-коричневые. Потеряшка, которая клянчила себе ленч из-под стола, панически заскулила.

— Почему… почему вы принесли яйца сюда? — выдавила Чармейн.

Эльф бесстрастно ответил:

— Потому что мы обнаружили, что уничтожить их невозможно. Все наши усилия, и магические, и физические, оказались тщетны — яйца выдерживают любую нагрузку. В результате мы пришли к выводу, что уничтожить их способен лишь огненный демон. Чародей Норланд поставил нас в известность, что к настоящему времени у мисс Чармейн появится возможность связаться с огненным демоном.

— Чародей Норланд жив? Он может говорить? — взволнованно воскликнул Питер.

— О да, — сказал эльф. — Он быстро поправляется и должен быть готов вернуться сюда самое большее через три-четыре дня.

— Ой, как я рада! — сказала Чармейн. — Значит, это он болел из-за лаббочьих яиц?

— Так и есть, — подтвердил эльф. — Представляется, что чародей несколько месяцев назад повстречал лаббока, гуляя по горному лугу. Поскольку он чародей, яйца впитали его магию, и теперь уничтожить их практически невозможно. Предупреждаем вас, что нельзя ни прикасаться к яйцам, ни пытаться открыть шкатулку, в которую они заключены. Эти яйца крайне опасны. Советуем вам как можно скорее прибегнуть к услугам огненного демона.

Пока Питер и Чармейн нервно сглатывали и таращились на три белых яйца в шкатулке, эльф отвесил еще один легкий поклон и удалился через внутреннюю дверь. Питер взял себя в руки и бросился за ним, крича, что еще не все выяснил. Но когда он выскочил в гостиную, то успел увидеть только, как закрывается входная дверь. Когда он — а за ним Чармейн, а за ней Потеряшка — выбежал в сад, эльфа и след простыл. Чармейн заметила Ролло, который с хитрой миной выглядывал из-за стеблей гортензии, но эльф исчез, как не было.

Чармейн подхватила Потеряшку и сунула ее в руки Питеру.

— Питер, — сказала она. — Держи Потеряшку и не дай ей убежать за мной. Я сейчас приведу Кальцифера. — И она помчалась по садовой дорожке.

— Скорее! — крикнул ей вслед Питер. — Постарайся как можно скорее!

Чармейн не нуждалась в подобных советах. Она бежала, слушая отчаянный писк и подвывание Потеряшки, она бежала и бежала, пока не свернула за скалу и не увидела впереди город. Там ей пришлось перейти на быстрый шаг, схватившись за бок, однако она все равно спешила изо всех сил. Одна лишь мысль о круглых белых яйцах на кухонном столе заставила ее, едва отдышавшись, снова перейти на рысь. А вдруг яйца проклюнутся, а она не успеет найти Кальцифера? А вдруг Питер наделает глупостей, например попытается наслать на них чары? А вдруг?.. Чтобы отвлечься от прочих кошмарных вариантов, Чармейн пыхтела себе под нос: «Какая же я дурында! Надо было спросить у этого эльфа, что такое Эльфийский Дар! А я начисто забыла. Должна была вспомнить. Дурында я!..» Но сосредоточиться на этом она не могла. Перед глазами у нее была только одна картина: Питер бормочет над стеклянной шкатулкой заклинания. С него станется.

Когда Чармейн вбежала в город, хлынул дождь. Чармейн обрадовалась. Это отвлечет Питера от лаббочьих яиц. Ему придется бежать во двор и снимать белье, пока оно снова не промокло. Только бы он не успел ничего натворить!

В Королевскую резиденцию она прибежала мокрая до нитки, едва дыша, и замолотила молотком и затрезвонила в звонок даже отчаяннее, чем когда увидела Светика на крыше. Прежде чем Сим открыл ей, прошла целая вечность.

— Ой, Сим! — выдохнула Чармейн. — Мне срочно нужен Кальцифер! Вы не знаете, где он?

— Разумеется знаю, мисс, — ответил Сим, ничуть не удивившись тому, что волосы у Чармейн промокли, а с платья течет. — В настоящее время сэр Кальцифер в Главной гостиной. Позвольте мне проводить вас.

Он закрыл дверь и зашаркал прочь, а Чармейн последовала за ним, оставляя на полу мокрую дорожку, — по длинному сырому коридору, мимо каменной лестницы к огромной двери в задней части резиденции, где Чармейн еще не бывала.

— Прошу сюда, мисс, — сказал Сим, распахивая величественную, хоть и обшарпанную дверь.

Чармейн вошла — и в уши ей ударил рев нестройного хора, она очутилась посреди толпы пышно разряженных гостей, которые кричали друг на друга, прогуливаясь с кусками торта на изящных тарелочках. Торт был первым, что Чармейн узнала. Он гордо высился на специальном столе в центре зала. Это было как увидеть старого друга среди всех этих расфуфыренных чужаков. Ближайший гость, облаченный в иссиня-черный бархат и темно-синюю парчу, повернулся, высокомерно уставился на Чармейн, а потом обменялся возмущенными взглядами со стоявшей рядом дамой. Дама была одета — нет, не может быть, чтобы в бальное платье, сейчас же только время чая, в ужасе подумала Чармейн, — в шелк и атлас, такие пышные, что рядом с ней даже тетушка Семпрония выглядела бы убого, окажись она здесь. Но тетушки Семпронии здесь не было — а лорд-мэр был, и его супруга тоже, и вся остальная городская знать.

— Сим, — поинтересовался человек в иссиня-черном, — кто эта мокрая мещаночка?

— Мисс Шарман, — ответил Сим, — новый секретарь его величества, ваше высочество. — Он повернулся к Чармейн. — Позвольте представить вас его высочеству кронпринцу Людовику, сударыня. — Он сделал шаг назад и закрыл за собой дверь.

Чармейн подумала, что со стороны пола было бы очень любезно разверзнуться под ее промокшими ногами и дать ей тихо-мирно рухнуть в подвал. Она напрочь забыла о визите кронпринца Людовика. Очевидно, принцесса Хильда пригласила на встречу с принцем Лучших Людей Верхней Норландии. И она, простая обывательница Чармейн Бейкер, вломилась в разгар торжественного чаепития.

— Счастлива познакомиться, ваше высочество, — натужно выговорила она. Получился перепуганный шепот.

Похоже, принц Людовик ее не расслышал. Он засмеялся и сказал:

— Мисс Шарман — это кличка, которую дал тебе король, малютка? — Он указал вилкой на даму в не-вполне-вечернем платье. — Я называю мою секретаршу «мисс Прорва». Видишь ли, она обходится мне в целое состояние.

Чармейн открыла было рот, чтобы сказать, как ее зовут на самом деле, но дама в не-вполне-вечернем платье успела первой.

— Как ты смеешь так говорить! — выпалила она. — Ах ты злобная тварь!
Похоже, принц Людовик ее не расслышал. Он засмеялся и сказал:

— Мисс Шарман — это кличка, которую дал тебе король, малютка? — Он указал вилкой на даму в не-вполне-вечернем платье. — Я называю мою секретаршу «мисс Прорва». Видишь ли, она обходится мне в целое состояние.

Чармейн открыла было рот, чтобы сказать, как ее зовут на самом деле, но дама в не-вполне-вечернем платье успела первой.

— Как ты смеешь так говорить! — выпалила она. — Ах ты злобная тварь!

Принц Людовик рассмеялся и отвернулся побеседовать с бесцветным господином, который подошел к нему в бесцветном сером шелковом костюме. Чармейн хотела тут же украдкой удалиться и разыскать Кальцифера, но тут свет большого канделябра над головой упал кронпринцу на профиль. Чармейн увидела, что глаз у Людовика так и вспыхнул лиловым.

Чармейн застыла, словно ледяная статуя ужаса. Принц Людовик — лаббокин. Она оцепенела, хотя и понимала, что ужас написан у нее на лице, понимала, что все увидят, в каком она ужасе, и удивятся, в чем дело. Бесцветный господин уже смотрел на нее, и в его спокойных розовато-сиреневых глазах читалось любопытство. О небеса, подумала Чармейн, он тоже лаббокин. Вот что испугало ее, когда она столкнулась с ним у кухонь.

К счастью, тут от бокового столика как раз отошел лорд-мэр, чтобы низко поклониться королю, и Чармейн заметила за его спиной лошадку-качалку — нет, она увидела даже не одну, а очень много лошадок-качалок. Это немного развеяло ее ужас. Лошадки-качалки почему-то были выстроены в ряд вдоль всех четырех стен парадного зала. На лошадке, которая стояла ближе всех к большому мраморному камину, восседал Светик и глядел на нее серьезными глазами. Чармейн поняла, что он увидел, как она потрясена, и хотел выяснить, чем именно.

Чармейн начала лавировать к камину. По пути она увидела Моргана — он сидел у мраморного камина и играл в кубики. Над ним стояла Софи. Несмотря на темно-бирюзовое платье и общее впечатление участия в чаепитии, Софи на миг показалась Чармейн огромной львицей с оскаленными зубами, охраняющей маленького львенка.

— О, здравствуйте, Шарман! — сказала принцесса Хильда, можно считать, прямо в ухо Чармейн. — Возьмите кусочек торта, раз вы здесь.

Чармейн с сожалением поглядела на торт, но ограничилась тем, что вдохнула его сладкий аромат.

— Нет, благодарю вас, мэм, — ответила она. — Видите ли, мне нужно передать кое-что… э-э… миссис Пендрагон. — Где же Кальцифер?!

— Что же, вот она, — показала принцесса Хильда. — Должна заметить, в данный момент дети ведут себя превосходно, Хотелось бы, чтобы это было надолго.

Она зашелестела прочь, чтобы предложить торт очередному разряженному гостю. Невзирая на шелест, платье у нее было отнюдь не такое нарядное, как у всех остальных. Местами оно выцвело чуть ли не до белизны и напоминало Чармейн брюки чародея Норланда, к которым Питер применил отбеливающие чары. Ох, только бы Питер не стал насылать никаких чар на лаббочьи яйца, молила про себя Чармейн, лавируя к Софи.

— Привет, — сказала Софи с несколько натянутой улыбкой.

Светик за ее спиной раскачивался на лошадке-качалке, которая скрипела: «скрип-скрип-скрип», что не могло не раздражать. Рядом с ним стояла толстая нянька и нудила: «Мастер Светик, слезьте, пожалуйста. Вы очень шумите, мастер Светик. Мастер Светик, я не хочу повторять вам все по два раза!» Снова и снова. Это, пожалуй, раздражало еще сильнее.

Софи опустилась на колени и дала Моргану красный кубик. Морган протянул кубик Чармейн.

— Синя, — сообщил он.

Чармейн тоже опустилась на колени.

— Нет, не синий, — сказала она. — А какой?

Софи проговорила уголком рта:

— Рада тебя видеть. Что-то меня этот принц не впечатляет — а тебя? И эта его разряженная фифа…

— Йийова? — предположил Морган, снова протягивая Чармейн кубик.

— Полностью согласна с вами, — шепнула Чармейн Софи. — Нет, не лиловый — красный. А вот принц как раз лиловый — глаза у него лиловые. Он лаббокин.

— Что? — изумилась Софи.

— Касня? — спросил Морган, с недоверием глядя на кубик.

Скрип-скрип, скрипела лошадка-качалка.

— Да. Красный, — сказала Чармейн. — Я сейчас не могу объяснить. Скажите, где Кальцифер, — я расскажу все ему, а он — вам. Мне срочно нужен Кальцифер.

— Я здесь, — сказал Кальцифер. — Зачем я тебе понадобился?

Чармейн огляделась. Кальцифер восседал среди пылающих в камине поленьев, смешивая свое голубое пламя с оранжевым огнем от поленьев, и вид у него был такой мирный, что Чармейн не заметила его, пока он не подал голос.

— Ой, как хорошо! — сказала она. — Вы можете прямо сейчас отправиться со мной в дом чародея Норланда? У нас там срочное дело, с которым может справиться только огненный демон. Пожалуйста!